Ада улыбнулась, хотя и не очень убежденно. Затем снова попробовала включить напульсную функцию поиска. Та не работала. Девушка и прежде гуляла в лесах, неподалеку от собственного особняка, однако ни разу – без вездесущего сервитора, что показал бы дорогу домой, или без охранника-войникса. Впрочем, сейчас Аду беспокоило иное.
– Почему ты завел речь об отцах?
Пара спустилась по холму и углубилась в чащу секвой, в благоговейный, словно с соборе, полумрак, пронизываемый острыми лучами. Мужчина не сводил взгляда с юной спутницы.
– Сейви кое-что сказала мне утром, – признался он. – Я ведь и впрямь гожусь тебе в деды. И этот отчаянный поиск лазарета, и наша связь может означать всего лишь… отрицание моего возраста. Нежелание признать Пятую Двадцатку.
Девушку немедля охватил гнев («да как смеет эта старуха… ей-то какое дело!»), тут же сменившийся досадным уколом ревности: стало быть, утром он торопился покинуть их теплую постель вовсе не из обыкновения вставать рано.
И что же такого важного могла сообщить Вечная Жидовка в подобную рань? Разве нельзя наговориться по пути к Средиземному Бассейну… Между прочим, даже в этом путешествии Сейви беззастенчиво заняла ее, Ады, место!
Хозяйка Ардис-холла всмотрелась в лицо Хармана, столь моложавого в сравнении с Одиссеем, с его жуткими «куриными лапами» у глаз и сединой, и поняла: собеседник не заметил ни злости, ни ревности. А ведь он был таким чутким, таким отзывчивым! Неужели его прежняя сердечность – лишь часть заученной игры, прелюдия к постельным утехам, не более? Девушке не хотелось этому верить, но когда же влюбленные безумцы не совершали ошибок?
– Тебе известно, как женщины решают забеременеть? – невпопад ляпнул спутник, рассеянно водя концом палки по земле.
Ада замерла на месте. Вот беспардонность!
Харман тоже остановился и поглядел на нее, будто ни в чем не бывало.
– Я имею в виду, как это происходит? – повторил он, словно мужчины каждый день обсуждали подобные вещи с дамами.
– Если ты собрался просветить меня насчет пчелок и птичек, – сухо проронила девушка, – то немного запоздал.
Недавний именинник от души рассмеялся. Час назад этот звучный смех околдовал бы собеседницу, теперь же вывел из себя.
– Я говорю не о сексе, дорогая. – Разозлившись, хозяйка Ардис-холла пропустила мимо ушей это первое в их близости ласковое слово. Харман продолжал: – Речь о том, как ты получаешь разрешение зачать, возможно даже, через десятки лет, и выбираешь донора спермы.
Ада залилась краской и разгневалась еще сильнее:
– Не понимаю, что ты несешь.
Конечно же, она понимала. Это мужчинам не полагалось знать всего, а уж обсуждать вообще не следовало! Большинство женщин, приближаясь к Третьей Двадцатке, собирались завести ребенка. Обычно спустя несколько лет после запроса «посты» передавали разрешение посредством сервиторов. С того момента будущая мать прекращала всякие сношения с мужчинами, принимала особые таблетки, высвобождающие силу зачатия, и решала, кто же из ее партнеров достоин стать отцом малыша. Беременность продолжалась несколько дней, ну а дальше… история, древняя, как само человечество.
– Я про устройство, которое позволяет «назначить» отца из числа тех, с кем… ну, ты понимаешь, – настаивал Харман. – Люди старого образца не имели подобного выбора.
– Ерунда! – оборвала его девушка. – Мы и есть люди старого образца. И так было всегда.
Спутник медленно, чуть ли не печально, покачал головой:
– Ничего подобного. Даже в годы Сейви, каких-то тысячу лет назад, дамы беременели от кого попало. ПЛ вживили в нас… в наших женщин… специальное устройство по хранению спермопакетов и ее сознательному отбору. Сейви говорит, они позаимствовали его у моли.
– У моли?! – взорвалась Ада. К черту смущение! Что за бред! – Соображайте, что вы городите, Харман Ухр.
Мужчина вскинул голову, словно получил пощечину. Казалось, он впервые обратил внимание на чувства собеседницы.
– Это правда. Прости, если я расстроил тебя, но Сейви…
– Хватит! – воскликнула девушка; впервые в жизни она была готова броситься на человека с кулаками. – Сейви то, Сейви се! Довольно с меня этой старой кретинки! Не верю ни единому слову! Никакая она не старая и не мудрая. Просто полоумная. Все, я возвращаюсь.
И она побежала прочь.
– Ада! – крикнул вдогонку Харман.
Девушка не ответила.
– Ада!
За три недели плавания вверх по реке – точнее, внутреннему морю – Долины, Манмут едва не лишился рассудка. Фелюга с командой в сорок МЗЧ оказалась далеко не единственным судном, рассекающим волны затопленного ущелья. Кроме десятков похожих корабликов, путешественники миновали в день самое меньшее по три стометровых баржи, груженных неотесанными глыбами из каменоломен Лабиринта Ночи, до которого оставалось целых две тысячи восемьсот километров.
Орфу с Ио человечки закатили на борт и укрыли от летучих неприятелей куском парусины вместе с прочим грузом и предметами, извлеченными из трюма «Смуглой леди». Впрочем, любое воспоминание о подлодке, покинутой в пещерке на мелководье, приводило бывшего капитана в подавленное расположение духа. До сих пор он и не подозревал в себе столь сильной склонности к мрачным чувствам, к такому отчаянному одиночеству, которое отнимало бы всякую волю к дальнейшей борьбе. Лишь немилосердная утрата собственного судна явила истинную глубину скорби, на какую был способен моравек. Его товарищ – слепой калека, занявший место среди бесполезного балласта – и тот казался более жизнерадостным; хотя Манмут уже начинал понимать, как редко и осторожно иониец раскрывает перед кем-либо свою душу.