Илион - Страница 56

К оглавлению

56

– Ты на месте? – спросил маленький моравек.

– А ты-то где?

– В своей каюте.

– Как наши дела, Манмут?

– В сущности, посудина разлетелась на куски. «Смуглая леди» более-менее цела, включая невидимую оболочку, датчики и манипуляторы по всему корпусу. Правда, я понятия не имею, как ими управлять.

– В смысле «управлять»? – растерянно повторил Орфу. И тут до него дошло. – Так ты по-прежнему намерен вторгнуться в атмосферу?

– А что, есть выбор?

Исполинский краб задумался на целую секунду или на две.

– Ну да, согласен, – промолвил он наконец. – Полагаешь, у тебя получится?

– Даже не мечтаю, – откликнулся Манмут почти жизнерадостно. – Вот загружу все программное обеспечение, оставленное Коросом III, и ты поведешь дальше.

Линия содрогнулась от уже знакомого грохота; любитель сонетов не сразу поверил, что его друг и в самом деле смеется в такую минуту.

– Ты, конечно же, шутишь. Я слепец. Выгорели не только глаза и камеры, но вся система оптики. Я полная развалина. Горстка мозга в разломанной корзинке для пикника. Скажи, что ты шутишь.

Европеец выискал информацию по работе внешних дополнительных устройств – всего этого таинственного хлама. Затем включил камеры наблюдения и тут же отвернулся. Суденышко по-прежнему нещадно кувыркалось, разве что Марс приблизился и заполнил экраны. Полярные льды – синее небо – льды – небо – кусок черного космоса – снова льды… У Манмута началось головокружение.

– Ну вот, – сказал он, завершив загрузку. – Отныне я буду твоими глазами. Запрашивай любые данные по навигации, какие потребуются и какие я только смогу откопать. Твое дело – стабилизировать «Смуглую леди» и довести полет до конца.

На этот раз сомнений быть не могло: иониец и впрямь расхохотался.

– Разумеется, дружище, почему бы и нет. Все равно расшибемся.

Внешние двигатели перешли под управление Орфу.

15
Долины Илиона

Диомеда буквально несет нелегкая – точнее, огромная, вооруженная до зубов, сокрытая в облаке богиня лично везет его на битву, управляя колесницей.

Я до сих пор не верю своим глазам. Сначала «подправленный» бессмертной рукой Тидид ранит Афродиту. Теперь же сам «возжигатель сражений» вынужден ответить на его вызов. Aristeia с божеством. Круто.

Еще сегодня утром Арес дал Громовержцу и Афине слово пособлять грекам, однако, по своему обычаю, без предупреждения нарушил клятву, переметнувшись на сторону осажденных под влиянием речей Аполлона и собственной вероломной натуры. Пару минут назад его тяжелая длань оборвала жизнь Перифаса, сына Охезия. Убитый был самым лучшим воином в этолийских частях доблестной греческой армии. Бог войны с жадностью срывает с окровавленного тела богатые доспехи, но некое предчувствие заставляет мародера поднять глаза. Афина окутана маскировочным облаком тьмы. И хотя Арес должен понимать, что за туманом скрывается бессмертный, ему уже все равно: главное, впереди ненавистный Диомед.

Бог войны бьет первым. Разумеется, с нечеловеческой точностью. Копье легко перелетает через головы коней, метя прямо в сердце жертвы. Рука Афины, показавшись из мрака, с той же легкостью отбивает удар. Арес изумленно разевает рот. Наконечник из вольфрамового сплава без толку врезается в каменистый грунт.

Колесница проносится мимо; наступает очередь Тидида. Он перегибается через край и с размаху бросает бронзовое копье, облеченное для мощности тончайшим слоем поля Планка. Полученная от Афины Паллады энергия позволяет оружию пронзить сперва силовой щит бога войны, затем узорно-медный пояс бога войны и, наконец, олимпийские внутренности все того же бога.

Арес принимается кричать. Недавний вой Афродиты, потрясший землю, сейчас уже кажется шепотом. «Страшно, как будто бы девять иль десять воскликнули тысяч сильных мужей на войне, зачинающих ярую битву», – пел об этом реве Гомер. Теперь-то я понимаю, что слепец не сгущал краски. Во второй раз за этот проклятый день обе армии забывают свое кровавое дело, повергнутые божественным шумом в простой человечий трепет. Даже благородный Гектор, по горло занятый жутко благородным делом – прорубиться клинком сквозь аргивскую плоть и умертвить медленно отступающего Одиссея, – прекратив натиск, оборачивается в сторону залитого ихором клочка земли, где вопит раненый Олимпиец.

Диомед соскакивает с колесницы, полный решимости добить поверженного. В этот миг, корчась от нестерпимой боли, бог сражений начинает расти, расплываться, преображаться, совершенно теряя человекоподобный вид. Воздух вокруг Диомеда, прочих греков и троянцев, боровшихся за труп несчастного Перифаса (тот распластался у их ног, всеми забытый), внезапно заполняется ошметками грязи, обрывками ткани, кожи и тому подобной дрянью. Арес напоминает уже не огромного смертного, а… нечто иное. Черный вихрь плазменной энергии неистово дышит, извивается, беспорядочные всполохи статического электричества беспощадно лупят то по троянцам, то по аргивянам.

Диомед шарахается назад; ярость черного циклона временно притупила даже его жажду крови.

Бог войны исчезает, квитируется на Олимп, придерживая рукой собственные кишки, чтобы не выпали. Поле брани замирает. Словно бессмертные вновь остановили время. Да только птицы по-прежнему летают, ветер дует, пыль оседает наземь. Нет, эта неподвижность порождена благоговением – ни больше ни меньше.

– Ты хоть раз в жизни видел что-нибудь подобное, Хокенберри? – раздается над ухом.

Вздрагиваю от неожиданности. Откуда здесь Найтенгельзер? Ах да…

56