Арес перегибается пополам, точно уязвленный речами Громовержца в самое сердце. В действительности, я думаю, дело в неосторожном уколе шарообразного робота, который парит в воздухе прямо над раненым и штопает распоротое брюхо устройством, напоминающим карманную швейную машинку промышленной мощности.
Не обращая внимания на врачей, Кронид расхаживает по палате взад и вперед, замирает в двух ярдах от меня и шагает обратно к столу, на котором страдает Арес.
– Надеюсь, ты и сейчас мучишься из-за того, что наслушался материнских внушений, о бог войны! – В голосе владыки звучит неприкрытая издевка. – Эх, надо было бросить тебя, дурака, помирать.
Арес ошарашенно вскидывается.
– А ты как думал? – довольно хохочет Зевс, глядя на его глупое лицо. – Полагал, что мы не можем загнуться, если окажемся вдали от целебных баков? Можем, сынок, мы все можем.
Бог сражений не знает, куда девать глаза. Машинка зашила внутренности и взялась аккуратно пристрачивать края мускулов и плоти.
– Доктора сюда! – грохочет Кронид.
Из-за булькающих баков тотчас является, шевеля сотней юрких многочленных лап, огромное существо-механизм, похожее на стоячую сороконожку. Пятнадцатифутовое сегментированное тело увенчано рубиновыми глазами навроде мушиных и затянуто ремнями, к которым в беспорядке пристегнуты лоскуты пластыря, всевозможные устройства и живые органы.
– Но ты все же мое дитя, – говорит Громовержец заметно потеплевшим голосом, глядя на болезненные гримасы Ареса. – Так же, как и я, – сын Крона. От меня порожден ты матерью на свет.
«Дитя» слабо поднимает руку, словно хочет нежно пожать ладонь отца. Зевс притворяется, что не заметил жеста.
– Поверь мне, Арес, – проникновенно продолжает владыка, – скажу тебе как на духу: если бы такая никчемная дрянь – да выросла из чужого семени, корчиться бы ей в черных бездонных глубинах, куда я упек ненавистных титанов.
Зевс властно указывает врачу на пострадавшего, поворачивается и выходит из приемной палаты.
Я опасливо отступаю (младшие боги тоже), когда гигантский врач-насекомое поднимает Ареса будто пушинку и на пяти руках относит покровителя войны к незанятому баку. Как только лицо раненого погружается в бурлящую лиловую жидкость, бог обессиленно смыкает веки. Зеленые черви кидаются к нему из крохотных нор в стекле и с жадностью набрасываются на поврежденные божественные потроха.
Все, пора уходить.
Квант-телепортации учишься быстро. Главное – отчетливо представить себе место, куда ты намерен отправиться. Я со всей ясностью воображаю университетский городок в Индиане конца двадцатого столетия, и… ничего не происходит. Испустив единственный, еле слышный вздох, мысленно рисую казармы схолиастов у подножия Олимпа.
Это – всегда пожалуйста. Медальон вмиг переносит меня к зеленой двери здания, выстроенного из красного камня.
Ужасно длинный был день. Все, чего я хочу, – отыскать свою койку, скинуть боевое снаряжение и хоть немного прикорнуть. Пускай сегодня перед Музой отчитывается Найтенгельзер.
Словно прочитав мои мысли, хозяйка возникает в какой-то паре ярдов от алой лестницы. К счастью, я еще не снял Шлем Смерти. Муза прямо-таки взлетает по ступеням и врывается в казармы. Интересно, что это с ней? Мелета – или как ее там – никогда не спускалась к нам, схолиастам. Наоборот, это мы возносились к ней на хрустальном эскалаторе. Таинственное изобретение Аида по-прежнему действует, так что я без страха следую за Музой в общее помещение.
– Хокенберри! – оглушительно визжит богиня.
На пороге одной из комнат появляется Бликс – молодой схолиаст из двадцать второго столетия, отпахавший ночную смену в долинах Илиона. Парень с довольно глупым видом протирает заспанные глаза.
– Где Хокенберри? – вопрошает хозяйка. – Я не слышала его доклада!
Бликс лишь разевает рот и беспомощно трясет головой. Он вышел в чем спал – в широких боксерских трусах и несвежей майке.
– Где Хокенберри? – нетерпеливо повторяет Муза. – Найтенгельзер сказал, будто бы за стенами Илиона, но там пусто. Кто-нибудь из дневной смены возвращался в казармы?
– Нет, богиня, – отвечает бедняга и низко склоняет голову в тщетной попытке соблюсти приличия.
– Иди спать, – презрительно бросает хозяйка.
Затем выбегает наружу, зорко оглядывает склон и побережье, где сотни зеленых человечков тянут из карьера каменные головы, и квитируется прочь. Слышится тихий хлопок: это воздух устремился в пустоту.
Я мог бы проследить, куда отправилась Муза. Хотя, с другой стороны, зачем? Она, разумеется, хочет вернуть Шлем и медальон. Спохватилась, что без Афродиты меня теперь не изловишь, вот и паникует. Готов поспорить, никто, кроме этих двоих, понятия не имеет, какими игрушкам завладел шпион-схолиаст Хокенберри по воле богини.
А может, и самой хозяйке невдомек, для чего я был нанят?
«Следи за Афиной… Убей Афину».
Непонятно. Пусть даже Зевс не погорячился, а высказал истинную правду и боги способны изведать Настоящую Смерть, по силам ли простому человеку совершить такое? Сегодня Диомед из кожи вон лез – и что? Отправил двоих Олимпийцев на больничный, к зеленым червям. Бр-р-р!
Сконфуженно качаю головой. Внезапно наваливается страшная усталость. А ведь прошли всего лишь сутки с тех пор, как я поклялся противостать бессмертным. Какая чушь. Завтра, в это же время, Афродита сотрет меня в порошок.
Куда теперь?
От богов надолго не спрячешься; при одном подозрении в подобной дерзости покровительница влюбленных, не задумываясь, выкроит себе новые подвязки из моих…