Парки и фурии в изобилии снуют среди Олимпийцев; в каком-то смысле они тоже боги, иногда получающие временную власть над иными бессмертными. Наружность у них не столь человекообразная, как у прочих. Следует признаться, мне ничего не известно об этих существах, кроме того, что живут они неподалеку отсюда, на одном из трех вулканов к юго-востоку от Олимпа, подле резиденции моей хозяйки.
К слову: Мелета заодно с сестрицами Мнемой и Аоиде тоже явилась. Более «современные» музы – настоящая Каллиопа, Полигимния, Урания, Эрато, Клио, Евтерпа, Мельпомена, Терпсихора и Талия – оживленно болтают между собой. А прямо за ними начинаются богини высшего разряда. Афродиты, правда, нет – это я разглядел прежде всего, – хотя ее мать Диона прийти не замедлила. Вон она, разговаривает с Герой и Гермесом, озабоченно супя брови. Рядом Деметра, покровительница земледелия, с дочкой Персефоной, супругой Аида, и Пазифея, одна из харит. Далее всех, согласно своему низкому положению, с каверзным видом перешептываются соблазнительные нереиды, обнаженные по пояс.
Метабогиня по имени Ночь стоит отдельно, сама по себе. Прочие боги почтительно сторонятся этой могущественной дамы в иссиня-черном платье и вуали. Я никогда не видел ее на Олимпе и ровным счетом ничего о ней не знаю. Кроме разве что невразумительных слухов, будто бы сам Зевс побаивается темной гордячки.
Пытаясь различить в толчее знакомые «звездные» лица, я чувствую себя робким фанатом, угодившим на вручение наград Киноакадемии. Вот, например, Геба – пристроилась к небольшой группе бессмертных мужского пола; она и сама богиня юности, дитя Громовержца и Геры, однако приучена прислуживать остальным. Величайшего ремесленника Гефеста в любой сутолоке выдают пламенно-рыжие волосы; хромоногий прибыл не один, а с молодой супругой Харитой. (Правда, вроде бы этих самых харит на свете много…) Впрочем, я давненько обнаружил, какое неблагодарное занятие – разбираться в иерархии Олимпа.
Неожиданно посланница Зевса Ирида вылетает – да, именно вылетает – на середину и возвещает чистым, звучным, как песня флейты, голосом:
– Отец будет говорить!
Приглушенные беседы немедленно смолкают, и бескрайний зал, своды которого теряются в вышине, погружается в тишину.
Громовержец поднимается. Величественный престол и лестница, выполненные из чистого золота, омывают его тело жарким, неземным сиянием.
– Слушайте, что я скажу, о боги и богини. – Голос владыки спокоен и негромок, но от его мощи гудят мраморные стены. – Один из нас нанес тяжкие раны Афродите, лежащей на исцелении в лечебнице. Теперь моей дочери ждать возвращения еще несколько долгих дней. Злодей (или злодейка) хотел погубить божество, не созданное, чтобы умирать!
Потрясенные слушатели принимаются бурно обсуждать невероятную новость.
– МОЛЧАТЬ!!! – кричит Зевс.
Его рев сшибает меня с ног и отшвыривает в сторону, словно листок, поднятый вихрем. Хорошо еще, что я не задел никого из присутствующих, а звук падения заглушили раскаты эха.
– Так вот мое слово, о боги и вы, прекрасные богини, – Молниелюбец грохочет подобно громкоговорящей системе оповещения распоследней модели, – и пусть никто из вас даже не помышляет преступить его. Покоритесь моей воле. СЕЙЧАС ЖЕ!
В этот раз я оказался подготовлен к яростному смерчу и со всей силой вцепился в колонну, чтобы не улететь.
– Внимайте все. – Зевс понижает голос до шепота, еще более ужасного в своей силе. – Любой, кто поможет ахейцам или троянцам, как я наблюдал в этом месяце, окажись это бог или богиня, не избежит суровой кары: возвратится с долин Илиона под ударами громов и молний и с вечным позором будет изгнан с Олимпа. Дерзнете не повиноваться – и познаете, как глубока и прожорлива черная бездна Тартара, разверстая в пространстве и времени на половину Вселенной.
В течение этой речи голографический омут начинает кипеть, бурлить, чернеет как смоль и наконец превращается в нечто совсем иное. Четвероугольный ров размером с десяток олимпийских бассейнов, только составленных встык и наполненных клокочущей нефтью, со страшным шумом исчезает. В полу зияет отверстие, точнее, ход в какое-то мрачное, безумно глубокое, полыхающее зловещим пламенем место. Из пропасти вырываются волны удушливого запаха серы, и боги с богинями отшатываются подальше от края.
– Вот он, Тартар! – вопит владыка. – Глубочайшая пропасть в Доме Аида, настолько же далекая от ада, как светлое небо от земли! Вспомните, вы, старейшие из бессмертных, как последовали за мной на битву с титанами, правившими до нас! Забыли, что Крон и Рея, породившие меня, низвергнуты за те железные врата и медный порог?! И где теперь Тифон с его чудовищною силой?
В Зале повисает гробовая тишина, нарушаемая лишь сдавленным воем и стенаниями, доносящимися из бездны Тартара. Я ни на миг не сомневаюсь: это не голограмма, а истинный адский прогал чернеет и плюется серой в тридцати футах от моего укрытия.
– ЧТО Ж, ЕСЛИ Я РОДИТЕЛЕЙ – И ТЕХ БЕЗ ЖАЛОСТИ ПОВЕРГ ТУДА НАВЕКИ, – громыхает Зевс, – ДУМАЕТЕ, ХОТЬ НА МИГ ПОЩАЖУ ВАШИ ВОПЯЩИЕ ДУШОНКИ?!
Боги и богини не отвечают, лишь пятятся еще на пару шагов.
Губы Тучегонителя кривит опасная улыбка.
– Давайте, бессмертные, испытайте меня, авось хоть чему-нибудь научитесь!
С крыши в тот же миг падает исполинская веревка, растянутая прямо над зловонными глубинами. Олимпийцы кидаются врассыпную, уворачиваясь от увесистого конца, и тот ударяется о мрамор с оглушительным громом. Трос, который должен, судя по виду, весить многие и многие тонны, скручен из дюймовых канатов из чистого золота.