Илион - Страница 139

К оглавлению

139

Пелид заморгал от неслыханной дерзости ее замысла:

– Отыскать Гектора? Мы же убьем друг друга…

– Я и на сей раз пошлю провожатого, – откликнулась Фетида и отступила назад.

Предрассветный прилив бурно плескал у ее ног.

– Постой, мама! Мне…

– Я отхожу к Зевсу. Мой жребий уже не изменить. – Слабый шелест ее голоса утонул в зловещем шипении волн. – В последний раз поспорю с волей Кронида, но знаю, что неудача и вечное изгнание станут моим уделом. Крепись, Ахиллес! Не бойся. Твоя судьба пока еще в твоих руках. Выбор за тобой: ранняя смерть и лавры – или долгие мирные годы. Или жизнь вместе со славой, да, такое тоже возможно. И что за слава, сынок! Ни один кратковечный не мечтал о подобной! Отмсти за Патрокла.

– Мама…

– Боги тоже смертны, дитя мое. Боги… тоже… смертны.

Очертания Фетиды начали расплываться, таять и улетучились легкой дымкой.

Ахиллес продолжал стоять и глядеть на море. Он стоял и смотрел, покуда холодная заря не осияла дальний край небес. Тогда герой надел хитон, сандалии, доспехи, прикрепил узорные поножи, поднял исполинский щит, опустил клинок в длинные ножны на поясе, подобрал копье и зашагал прямо в ставку Агамемнона.


Сразу после спектакля я буквально разваливаюсь на глазах. В течение всего разговора видоизменяющий браслет жужжал на ухо противным искусственным голоском: «Осталось десять минут до отключения… Осталось шесть минут… Осталось…»

Вибрас почти «сел», и я понятия не имею, как его перезарядить. В запасе жалких три минуты, а нужно еще навестить семью Гектора.

«Ты не сумеешь выкрасть младенца», – тихонько вякает внутри нечто вроде позабытой совести.

Что тут ответишь? «Должен».

Поздно идти на попятный. Я все продумал. Патрокл был ключиком к сердцу Ахиллеса. Скамандрий и Андромаха откроют путь к душе Гектора. Только так.

Умел зачать, умей и родить.

Квитнувшись на золотые предвечерние холмы в те места, которые по-прежнему с надеждой называю Индианой, я не заметил и следа Найтенгельзера. Быстренько уронил на траву до сих пор не опомнившегося Патрокла. (Не сочтите гомофобом, но как-то не обвык носить на руках обнаженного мужчину.) Покричал в сторону берега и дремучего леса. Кейт не отозвался. Наверное, коренные американцы уже скальпировали его. Или приняли в племя. Впрочем, схолиаст мог просто уйти за реку по грибы, по ягоды, по орехи…

Менетид застонал и пошевелился.

Нравственно ли покидать голого, ослабевшего человека в незнакомых краях? А если его задерет медведь? Хотя вряд ли. Скорее сам Патрокл отыщет беднягу Найтенгельзера и расправится без жалости. Да-да, в подобной стычке я поставил бы на безоружного грека, а не на Кейта с его противоударными доспехами, тазером и кинжалом. Порядочно ли бросать обмочившегося героя на том же акре, где собирает ягоды миролюбивый академик?

Размышлять было некогда. Я еще раз проверил заряд вибраса – дьявольщина, уже на исходе! – и перенесся обратно, на Илионский берег. Опыт перевоплощения в богиню у меня уже имелся, к тому же облик Фетиды требовал меньше усилий, чем наружность Афины, поэтому я искренне уповал, что энергии хватит с лихвой.

Так и вышло. Осталось как раз на посещение семьи Гектора.

Ах да. Младенец. Во что ты превратился, Хокенберри? В какого-то беглого каторжника. В человека, способного на все.

Надеваю Шлем Аида и бреду по сырому песку.

Что, если квит-медальон тоже выдохнется? Или тазер подведет в самую неподходящую минуту?

Скоро узнаем. Не правда ли, забавно будет поднять на мятеж обоих героев – Ахиллеса и Гектора – и не суметь телепортироваться с ними на Олимп?

Я не стану думать об этом сейчас. Займусь этой фигней после.

А прямо теперь, в четыре утра, у меня важная встреча. С женой Приамида и их малюткой.

35
12 000 метров над плато Фарсида

– А про воздушные шары Пруст когда-нибудь писал?

– Не так уж много, – откликнулся Орфу с Ио. – Он вообще не слишком увлекался путешествиями. Может быть, мастер Шекспир чаще упоминал наше средство передвижения?

Манмут пропустил вопрос мимо ушей.

– Эх, жаль, что ты этого не видишь, дружище.

– Мне тоже жаль, старина. Опиши, как все выглядит.

Маленький европеец поднял взгляд.

– Мы так высоко, что небо над головой почти черное, затем переходит в синеву и голубеет у самого горизонта, изогнувшегося дугой. По обе стороны стелется легкая дымка – порождение плотной атмосферы. Под нами все еще толпятся кучевые облака, раннее утро окрашивает их в золотые и нежно-розовые тона. А вот позади облачный покров расступается, за ним видны синие волны и красные скалы Долины Маринера, уходящие на восток. На западе – там, куда мы держим путь, – небо словно бы обнимает плато Фарсида, оберегая землю от нашего взора. Но верхушки трех вулканов прорезают позолоченную пелену, сверкая невозможной белизной. По левую руку – гора Арсия, справа на севере – Аскарейский вулкан, между ними – Павонис.

– Олимпа еще не видать?

– Ну, как же. Правда, он от нас дальше всех – возносится в точности над западной дугой планеты. Однако, что касается роста, уже сейчас даст фору любому вулкану Марса. Олимпийские ледники так же ослепительно горят на солнце, алеет одна лишь вершина, свободная от снега.

– Дружище, где-то внизу должен быть Лабиринт Ночи, где мы попрощались с зеками.

Любитель сонетов перегнулся через край гондолы.

– За облаками теперь и не разглядишь. Зато, когда мы только взлетали, я успел рассмотреть и морской порт, и каменоломню, и путаницу кряжей, каньонов, горных обвалов – лабиринт протянулся на сотни километров к западу и на дюжины кликов с севера на юг.

139