Елена делает шаг и становится между пожилыми дамами.
– Каждая из нас, Хок-эн-беа-уиии, хоть однажды видела грезы о полыхающем Илионе. Трудность в том, чтобы отличить кошмары, зародившиеся из наших собственных страхов за себя и близких, от истины, прореченной свыше. Твои речи оценить проще. Кассандра задаст тебе несколько вопросов.
Я поворачиваюсь и смотрю на ту, о ком зашла речь. Юная блондинка явно страдает отсутствием аппетита, хотя и сохранила необыкновенную притягательность. Ногти девицы обкусаны до крови, вокруг очей – багровая кайма, пальцы ежесекундно дергаются и переплетаются между собой. Дочь Приама не может спокойно стоять на месте. Перед моими глазами всплывают фотографии голливудских старлеток, подсевших на кокс и угодивших в реабилитационный центр.
– В моих снах не было ни одного мужчины, столь бессильного на вид, – изрекает Кассандра.
Пропускаю оскорбление мимо ушей.
– Но я спрошу тебя кое о чем. Однажды ахейский владыка Агамемнон предстал мне в образе царственного тельца. Можешь объяснить это, о великий провидец?
– Мне известно ваше грядущее, ибо оно свершилось в моем прошлом. Но я не провидец и не толкователь. А тут все просто. По возвращении в Спарту Атрида прирежут, точно жертвенного быка.
– В стенах его же дворца?
– Нет. – Мать моя, что это: устный выпускной экзамен в Гамильтоновском колледже? – Атрид найдет гибель в чертогах Эгиста.
– От чьей руки? – не унимается пророчица. – По чьей воле?
– Клитемнестра.
– За какую же провинность, о непровидец?
– Жена не простит ему принесение в жертву их дочери, Ифигении.
Не прекращая прожигать меня глазами, Кассандра еле заметно кивает прочим.
– А что ждет меня, о всевидящий? – насмешливо вопрошает она.
– Страшные надругательства в этом самом храме.
Слушательницы шумно втягивают воздух. Кажется, я зашел слишком далеко. Хотели правду, красавицы, вот и подавитесь.
Кассандра сохраняет невозмутимый вид. Она чуть ли не довольна. Боже, до меня вдруг доходит: картина дикого изнасилования всю жизнь стояла перед мысленным взором этой женщины-девчонки. И никто, ни единая душа не верила ей. Должно быть, мои слова в каком-то смысле утешили дочь Приама – впервые за долгие годы.
Прорицательница разжимает уста. И тон ее далек от довольного, как небо от земли:
– Кто поднимет на меня руку в храме?
– Аякс.
– Какой? Большой или Малый? – Измученная бессонницей и тревогами, она все же очаровательна в своей болезненной уязвимости.
– Малый. Аякс – предводитель локров.
– Зачем же я сойду в святилище, о слабый мужчина?
– Спасти или спрятать палладий. – Я киваю в сторону невысокой каменной статуи.
– Уйдет ли предводитель локров от расплаты, о мужчина?
– Утонет по дороге домой. Корабль налетит на Гирейские скалы. Многие схолиасты усматривают в этом знак ярости Афины.
– Ярости за глумление надо мной или за оскверненный храм? – требует ответа Кассандра.
– Не знаю. Скорее последнее.
– Кто станет свидетелем моих мучений, о мужчина?
Постойте-ка минутку…
– Одиссей. – В моих словах проскальзывает вопросительная интонация, как у студента, надеющегося, что он нечаянно выпалил верный ответ.
– Кто еще, кроме сына Лаэрта?
– Неоптолем, – говорю я после раздумий.
– Сын Ахиллеса? – усмехается Феано. – Девятилетний мальчик, оставленный на Аргосе?
– Нет, – возражаю я. – Ему семнадцать, и он свиреп, словно лев. Парня вызовут с острова Скирос после убийства Ахилла. Неоптолем залезет в брюхо деревянного коня вместе с Одиссеем.
– Деревянного коня? – перебивает Андромаха.
Однако в распахнутых очах Елены, Герофилы и Кассандры ясно читается признание: треклятая лошадь знакома и им.
– Известно ли тебе другое имя Неоптолема? – интересуется юная пророчица тоном завзятого прокурора.
– Грядущие поколения запомнят его как Пирра, – усиленно роюсь в памяти, извлекая оттуда обрывки своих лекций, киклических поэтов античности, Прокла и, наконец, Пиндара. А я давненько не читал Пиндара. – После войны сын Ахилла не вернется на родину отца. Он останется в Молоссии, на западном побережье острова. Позднейшие владыки нарекут героя Пирром и объявят своим дальним предком.
– В ту ночь, когда падет Троя, совершит ли Неоптолем нечто еще? – продолжает давить Кассандра.
Ну и судьи у меня, аж мороз по коже: жена Приама, дочь Приама, мать Скамандрия, жрица Афины, сивилла с ее паранормальными способностями, полуженщина-полуребенок, обреченная предвидеть грядущее, и вдобавок Елена, супруга Париса и Менелая. Как хотите, а я предпочел бы суд присяжных.
– Пирр, известный ныне под именем Неоптолема, зарежет царя Приама в его дворце. Он же сбросит Скамандрия с городской стены, разбив головку младенца о камни. Он же лично увезет Андромаху в рабство, как я уже упоминал.
– И скоро наступит эта ночь? – не отступает Кассандра.
– Да, скоро.
– Сколько осталось: годы, месяцы, недели? Дни?
– Недели. Или дни.
И в самом деле, сколько? Если «Илиада» пойдет точно по расписанию, то ждать… м-м-м, совсем недолго.
– Ответь нам… ответь мне, о мужчина. Илион разрушат, меня изнасилуют, а что дальше? Что будет потом? – почти выкрикивает она.
У меня пересыхает во рту.
– С… с тобой?
– Да! Каков мой удел, о человек из будущего? – шипит белокурая красотка. – Обесчещенную или нет, враги ведь не бросят меня здесь? Когда благородную Андромаху повлекут в рабство, а благородной Еленой опять завладеет разгневанный муж, что станется с Кассандрой?